«Вот тебе шконка». Как живет ученый, которого обвинили в серийных убийствах из-за нейросети

— Господи, помилуй! Мы тут теперь не работаем, а только интервью журналистам даем! — всплеснул руками директор научного института Александр Крылов. Из-под рукава его классического пиджака мелькнул разноцветный браслет из резинок — похожие фенечки раньше плели подростки. Он сделал паузу и вздохнул. — Ну заходите, поговорим.

Александр Крылов долгое время возглавляет институт биологии внутренних вод имени Папанина в поселке Борок. В последние месяцы в это местечко в Ярославской области и правда зачастили журналисты. Еще бы. Год назад один из сотрудников института — 49-летний гидролог Александр Цветков — стал героем криминальной драмы. Про такие истории обычно говорят: «нарочно не придумаешь». В феврале 2023 года искусственный интеллект камер в московском аэропорту распознал в Александре серийного убийцу. Дальше завертелось: задержание, допросы, месяцы заточения в СИЗО.

За Александра боролись коллеги по институту, жена и трое детей, правозащитники. В какой-то момент крик о помощи дошел до президента России Владимира Путина. Лишь тогда ученого отпустили домой, а потом — сняли обвинения. О том, чем ученый занимался в СИЗО, как Борок отвоевывал своего «научника» и чего теперь там боятся люди — в эксклюзивном репортаже нашей коллеги, специального корреспондента 76.RU Алины Шибаевой.

Академгородок из СССР

Поселок Борок с населением чуть меньше двух тысяч человек расположен в отдаленном Некоузском районе Ярославской области. Поездка на машине от областного центра занимает почти три часа. На общественном транспорте с пересадками — все пять.

В середине марта Борок еще не стряхнул с себя остатки зимы. В центре поселка грязный снег вперемешку с лужами прячет под собой тротуары. Большинство местных предпочитают в качестве обуви резиновые сапоги: промокнуть тут — раз плюнуть.

Своим видом Борок напоминает застрявший в советской эпохе небольшой городок. Вдоль узких улочек выстроились типовые «панельки», некоторые облицованы разноцветной плиткой. Точка притяжения местных — универсам с метровой вывеской «Борок» в центре поселка. Внутри оборудовано мини-кафе «Кулинария» с двумя столами для посетителей, продуктовый супермаркет и лавка с хозтоварами.

По рассказам местных, здесь в основном живут «научники». Люди культурные и приветливые. Борок имеет славу академгородка, так указано на сайте администрации Веретейского сельского поселения, центром которого является. И не удивительно — в советские годы Борок строился как научный центр. Тогда в поселке появился институт биологии внутренних вод и геофизическая обсерватория «Борок». Правда, раньше, до реорганизации, она называлась геомагнитной станцией.

Об истории Александра в Борке знают практически все: от продавщиц местного супермаркета до воспитательниц в детском саду. О сотрудниках института и говорить нечего. Все переживали за судьбу тихого ученого, ведущего жизнь примерного семьянина.

— У нас поселок маленький, все друг друга лично знают. Он к нам часто ходит сюда, — живо влилась в разговор женщина за прилавком «Кулинарии». — И жену, и детей знаем, всех знаем. Александр — человек спокойный, вежливый, выдержанный. Никогда не грубит, воспитанный. Когда услышала, сразу подумала: «Такого не может быть». Не верили в это, конечно. И до последнего дня не верили, Марину поддерживали. Для нас это было неожиданно. Мы до последнего дня ждали, что все образумится. Жалко, что здоровье там потерял. Надеюсь, это все хоть как-то компенсируется.

Сосед Александра по дому, заслышав про ученого, оживился. Отвлекшись от своего собеседника, он начал громкую, полную негодования тираду:

— Сразу подумал: «Беспредел, нельзя доверять искусственному интеллекту». А то сейчас искусственный интеллект и в одном направлении, и в другом. Это невозможно. На него это вообще не похоже было. Человек незаметный, работой занимается. Я вообще не верил в то, что его могли выпустить. Если машина следствия заведена, ее не остановишь никогда, — мужчина поднял цепкий взгляд. — Есть обвиняемый — человек поедет, так сказать. Рад, конечно, что он выкрутился.

Житель поселка повернул голову и тихо уточнил:

— Правда, что до Путина доходило?

— Правда, — отвечаем.

— Я просто не поверил в это поначалу. Ну и дела! — мужчина вновь переключил внимание на своего подвыпившего собеседника.

У местного супермаркета, к которому мы подошли, судачили двое мужчин. Оба они — «научники». Услышав об Александре, коллеги усмехнулись.

— Конечно, мы знакомы. Он сотрудник нашего института. Мы не знакомы были в то время, по которому было предъявлено обвинение двадцатилетней давности. Я, например, его лично не знал тогда, поскольку позднее здесь появился. Но с 2007 года я его уже видел. Примерный семьянин, трое детей, мы в теннис играем с его семьей — с женой и детьми. Абсолютно безотказный парень, долгое время был в активе профсоюза, новогодние «елки» вместе делали. Когда впервые услышал, подумал: «Удивительно». Конечно, не верилось, что он мог такое сделать. Главный затык был в том, что факты не вязались. Какие-то наколки у него должны были быть, как он мог находиться на месте преступления во время экспедиций? Он был под присмотром огромного числа людей. Ладно бы жил в избушке на отшибе. Он был одним из первых, кто освоил очень много программ на компьютере. Тогда это вообще была диковина в институте. Соответственно, многие стояли к нему в очередь за помощью с обработкой каких-то данных для написания статей. Он соавтор многочисленных статей как раз за счет того, что он везде участвовал. Без внимания никогда не оставался. Вот это для меня было очень странным. Ладно бы кто, но про него — вообще удивительно было такое слышать, — пустился в рассуждения Роман Федоров.

Такая реакция — не удивительна. Сами жители Борка говорят: «Тут все друг друга знают». Если не сосед, то коллега, не коллега — так друг семьи приятелей. Врожденная особенность деревень и маленьких городков в России.

Дорога от супермаркета в институт биологии внутренних вод занимает не больше 10 минут. И за это время в защиту ученого успела высказать еще одна коллега. Она торопилась домой. На ходу женщина эмоционально принялась жалеть гидролога. По ее словам, он очень «порядочный, честный, умный, хороший полевик, который знает свое дело». Александр и ей часто помогал в работе с компьютером.

— Я, конечно, верила, что справедливость восторжествует, но мы все были в шоке. Мы в лаборатории должны были отмечать день рождения нашей сотрудницы 17 февраля. Он должен был вернуться из экспедиции. И я еще говорю: «Марина, а Саша будет завтра?» Она отвечает: «Да, он ночью прилетает и уже утром будет в Борке». Когда это всё случилось, мы не знали, что это такое. Несколько дней неизвестно ничего было, сказали только, что высадили из самолета. Ну а потом в Сетях всё пошло. Это очень несправедливо. Мы даже в лаборатории не отмечали никакие праздники. Ни 8 Марта, ни 23 Февраля, — вздохнула Арина Законнова.

За разговором мы наконец дошли до научного института.

Человек, за свободу которого еще полгода назад боролись сотни людей, сейчас стоял перед нами в ярко-оранжевых резиновых сапогах. Он смущенно улыбался. В стенах СИЗО Александр отметил 50-летний юбилей.

Его возраст выдают лишь уставший взгляд, спрятанный под затемненными очками, и паутинка морщин в уголках глаз. Взъерошенные темно-русые волосы упрямо вихрятся на голове, удачно скрывая седеющие пряди.

О том, как он чуть навсегда не лишился свободы, гидролог говорит спокойно и без эмоций.

— Вначале люди интересовались. Буквально каждый подойдет, обнимет, пожелает здоровья. Для всех это была радость. У многих, кстати, поменялись взгляды на мировоззрение благодаря случившимся событиям. Говорят, что абсолютно каждый человек у нас не застрахован от повторения такой же ситуации, как у меня. И это очень плохо, — вздохнул Александр. — Борок — это деревня академиков. Есть академгородки — у нас до городка не доходит. Два академических института накладывают свой отпечаток. Большинство людей — научные сотрудники.

Александра Цветкова задержали 16 февраля 2023 года во время возвращения из командировки в Красноярске. Там группе ученых предстояло выяснить, как строительство ГЭС повлияло на сибирскую водную фауну. В московском аэропорту камера искусственного интеллекта запечатлела лицо Александра. И сопоставила его с фотороботом, составленным двадцать лет назад. Когда гидролог уже сидел с коллегами в самолете, внутрь внезапно зашли люди в форме. Они попросили ученого проследовать за ними, сковав наручниками.

— Честно сказать, я думал, что это какая-то ошибка. Мне казалось, что оно должно закончиться в течение ближайших часов, как у нас случается иногда. Мне объяснили, что я являюсь свидетелем убийства. Я говорю, что не был в Москве в это время, скорее всего, ведь лето — это полевой сезон. Они меня спросили, где я был. Говорили: «Давайте, вспоминайте, где вы находились». А 20 лет прошедшие так просто не вспомнишь, — объяснил Александр.

Уголовные дела, фигурантом которых волей искусственного интеллекта стал Александр Цветков, происходили в Московской области в 2002 году. Серия расправ началась с того, что двое приятелей, одним из которых следствие считало Александра Цветкова, 2 августа находились в деревне Городище Воскресенского поселения в Москве. Неизвестно, по какой причине, но, согласно материалам дела, там они жестоко зарезали знакомого.

Второй эпизод произошел 15 августа 2002 года. По версии следствия, эти же двое заявились в квартиру на Ярославском шоссе в Москве, где жила их приятельница. Зайдя внутрь, мужчины набросились на нее. Один из подозреваемых схватил ее за горло и начал душить. В это время второй кинулся на дочку женщины и порезал ей шею. Она истекла кровью и умерла. Адвокат Александра рассказывал, что вышеперечисленные события происходили 2, 10 и 11 августа 2002 года.

Одного из подозреваемых — 40-летнего мужчину по фамилии Алёшин — задержали спустя двадцать лет, в ноябре 2022 года. Тогда же и заключили под стражу. Со временем выяснилось, что он причастен еще и к убийству 64-летней пенсионерки в 2002 году. Московские следователи 16 февраля 2023 года сообщали, что уголовное дело в отношении второго соучастника вынесено в отдельное производство. Тогда в органах следствия искали того, кто убивал людей вместе с Алёшиным. В аэропорту, по всей видимости, следователи были уверены, что нашли подозреваемого.

Александр при задержании вел себя спокойно. Был уверен: все это — ошибка. Спустя год после случившегося говорит: стыдно выходить из самолета в наручниках на глазах у изумленной толпы не было. Да и сам он в тот момент удивился не меньше, чем случайные свидетели задержания.

— Если человек невиновен, какой может быть стыд и страх? Это все нелепость, как и вся эта ситуация. И абсурд. Другими словами просто не назвать все, что произошло, — опустил глаза Александр, перебирая пальцами сложенный вдвое лист бумаги.

Александра задержали около десяти утра. Обеспокоенные коллеги позвонили в институт и его супруге Марине. Сам гидролог связаться ни с кем не мог. В изолятор его доставили только поздней ночью. Уставшего после командировки, замерзшего и голодного. Тогда адвокат ученого рассказывал, что Александр под давлением написал признательные показания. Но позже отказался от них. Сам ученый объяснил, как это вышло.

— Следователь, который, скажем, производил арест, пригласил конвой в час ночи. То есть меня забрали в 10:52 утра. До этого мы 10 дней работали на сибирских водохранилищах, потом прилетели в Москву. Там разница между Красноярском и Москвой в 5 часов. Перед этим надо было все вещи упаковать, отправить их транспортной компанией в Рыбинск, там груза килограмм под сто было. И в камеру меня впустили где-то в начале восьмого утра, то есть всю ночь я провел вот в автозаке, который зимой практически не отапливается. А я был без верхней одежды, на мне была лишь жилетка. А потом, я так подозреваю, что двое людей, специально подсаженных в камеру, в любом бы случае добились бы нужных показаний, — рассказал гидролог.

После всех процедур и досмотров Александр оказался в СИЗО. Его поместили в камеру, где в тот момент находились четырнадцать человек. Двое не спали — встречали «новенького». Приняли ученого вполне радушно.

— Все спали, кроме дежурных по камере, которых сами сокамерники назначают ответственным для встречи новых людей. Вполне нормальные люди, напоили чаем, угостили конфетами, печеньем. Сказали: «У тебя трудный день был перед этим, и вот тебе шконка, иди спи. Утром поговорим». Никаких оскорблений не было. Ни в одном из СИЗО, а у меня их было три: № 7, 4 и 1. Ну и больница еще в «Матросской тишине». Так вот: не было ни разу, чтобы меня там оскорбляли хоть как-то.

Тогда Александр еще не знал, что он много месяцев проведет за решеткой. Семья в это время уже наняла адвоката, коллеги предоставили железное алиби — в архиве института сохранились документы о поездках и экспедициях Александра. В то время, когда, по версии следователей, происходили убийства, он вместе с коллегами был на рабочих выездах. Это доказывали и они сами, и архивные бумаги.

Дело осложняло то, что тот самый рецидивист по фамилии Алёшин внезапно опознал Александра по фото и начал давать показания о том, что знаком с Цветковым. При этом в описании были явные несовпадения: по словам Алёшина, у настоящего убийцы были татуировки на пальцах в виде перстней и кельтский узор на левой руке. У Александра никогда не было татуировок. Плюс, по его рассказам, они с Александром вместе скитались в 2002 году, а «ученый» бомжевал на площади трех вокзалов. Но гидролог работает в институте с 1996 года. Он был на хорошем счету у руководства, ему даже выделили ведомственную квартиру от учреждения после женитьбы.

— Я говорил, что впервые вижу этого человека. На мой взгляд, это не совсем верный подход. Экспедиции у нас обычно проходят в тесном коллективе. Скрыться, как предполагает следствие, совершенно невозможно. Оформить экспедицию и не поехать тоже невозможно. Это все отчетность, — объяснил Александр.

С тех пор Александр и его семья в одно и то же время вели разные жизни. Быт супруги Марины бурлил — она собирала подписи на петициях за освобождение Александра, трубила о беде в СМИ и даже достучалась до депутата Госдумы Валентины Терешковой. Жизнь самого ученого замерла в стенах СИЗО. Всё, что ему оставалось, — ждать. А суд месяц за месяцем продлевал арест.

— Никто на долгие месяцы не рассчитывал. Я все время думал: «Очередной суд, меня сейчас освободят». Уже 21 февраля 2023 года моя жена вместе с директором привезли приказы, которые подтверждали мое алиби. Но, видите, не получается в нашей системе так просто. Надо доказать полностью свою невиновность, что ты был абсолютно кристален. Понятие «презумпция невиновности» получается, отсутствует на практике. Несмотря на все убеждающие факторы, алиби, показания свидетелей с этим вообще не считаются. Я не знаю, как нужно еще доказывать, что ты невиновен. При том что все есть, — пожал плечами гидролог. — Это было состояние эмоциональной тупости. Не знаю, как другие, но у меня именно такое первые несколько месяцев точно было. Несмотря на всё, что делается, всё, что происходит, ты все равно остаешься в местах заключения, и как в дальнейшем это будет развиваться, вообще было неизвестно.

Занять себя чем-то было сложно. Заключенным иногда разрешали смотреть телевизор и читать. С последним возникали трудности.

— В любом СИЗО заходишь в камеру, там обязательно лежит Евангелие. Я его раза три перечитал в СИЗО, потому что читать нечего было. С книжками, там, конечно, проблема была. Потому что библиотекарь, как правило, приходил раз в месяц и выдавал по две книжки на камеру. Я эти книжки в обычной жизни за два дня мог прочесть. А тут на месяц. В последней камере товарищ выписывал прессу. «МК» и просто «Комсомолку». Интересно было. Плюс, он был еще очень подкованный, — рассказал Александр.

— Стали за это время верующим человеком? — спрашиваем.

— Вопрос сложный. Конечно, всё прочитанное там наложило определенный отпечаток. Вера во что-то всегда должна быть у человека. Вера в Бога, вера в справедливость, вера в высшие какие-то силы. Она подспудно на психологическом уровне у человека есть и будет, — голос Александра стал тверже. — Одни верят в одно, другие совершенно в другое. Человек, если интересуется, то интересуется всем.

Единственное, в чем Александр не испытывал дефицита, — общение. По его воспоминаниям, зачастую камеры были переполнены, людей много. Все — «первоходки». Тех, кто уже отбывал наказания раньше, держали в других местах. Так что разборок и поучений от «старших» не было, все находились в одном положении.

— Все СИЗО Москвы переполнены, в десятиместной камере доходило до семнадцати человек. Поговорить и обсудить что-то было с кем, какие-то житейские проблемы. Благодаря своей экспедиционной деятельности много где побывал. С людьми находились общие знакомые даже. К нам по этапу заехал товарищ из Армении. Московский армянин, скажем так. С ним даже нашлись общие знакомые. В большинстве своем, конечно, контакты не сохранились, потому что люди еще на той стороне сидят. Больше половины остались. Вышел один человек, он уехал в Белоруссию, с ним периодически общаемся, — рассказал Александр. — Там нормальные люди. Система ФСИН устроена так, что те, кто попал туда впервые, с такими же и сидят. Никаких там эксцессов не было. В плане «второходов», как их называют. Они были уже в Сербском институте, потому что там другой режим — больница. А там такие люди, которые в большинстве своем сидели за тяжкие преступления. Разбои, бандитизм. Насильники, в принципе, отдельно были. Там, в общем, своя тематика. А общались на свои темы, кто про работу, кто еще про что. Все мы люди. Были ими и остаемся. Люди приходят туда, отбывают свой срок. У кого-то это год-два, и освобождаются. У каждого своя судьба.

Еще одним лучиком света во мраке изолятора были письма от родных. Цена вопроса — 50 рублей. Но чтобы отправить корреспонденцию, нужно было помнить наизусть сотовый номер человека, с которым нужно связаться. У Александра поначалу с этим возникли трудности.

— Первоначально там бесплатное инициативное письмо. Все дело в том, что там инициативное письмо приходит человеку по номеру телефона. Приходит СМС, что вот, вам пришло письмо. А так спроси, какие номера телефона ты помнишь, современные? Я понимаю, когда они были шестизначными, семизначными. Не все помнят. Я не помню телефон жены. Смутно вспоминалось, но до конца не был уверен. Потом адвокат сказал и состоялся сеанс бумажной связи. До этого никто не знал, что происходит. Они же реквизировали у меня телефон, дали позвонить только часов в 10, — ученый отвел взгляд в сторону.

Александр с семьей мечтали съездить на море, когда он окажется на свободе, строили планы. Папа-ученый не забывал в заключении о воспитании детей, заставлял писать младшую дочку письма от руки, чтобы тренировать почерк.

— Радовали письма от жены, от детей, от родных, от знакомых. Любое письмо, любая весточка со свободы, из прежней жизни — это непередаваемо. Свободы не хватало. У вас, скажем так, подъем в шесть утра. Вы находитесь в закрытом помещении. Я, честно сказать, даже представить не мог такого. Что человека вот просто так можно взять, арестовать, который совершенно ни при чем, не при делах, и продержать там 10 месяцев... Младшую надо было заставлять писать письма, потому что почерк у нее поганенький, скажем так. Чем больше практикуешься, тем лучше. Если раньше в советское время было чистописание, то сейчас ничего такого нет. Поэтому почерк страдает у современных детей очень сильно, — улыбнулся Александр. — Когда письма писали, задумывалось, что сейчас все закончится и осенью поедем отдыхать. Дети и жена, ведь, ни разу на море не были. Я-то и на морях побывал, на океане.

Но осенью не закончилось. Суд продлевал Александру домашний арест практически до конца года. Новые лучи надежды появились, когда Марина Цветкова получила ответ из аппарата Валентины Терешковой. Там говорилось, что информацию передали в Генеральную прокуратуру. Чуть позже в ведомстве выяснили, что следствие допустило нарушения при проверке алиби Александра. Еще ближе к свободе Александр стал, когда в начале декабря 2023 года правозащитница Ева Меркачёва на Совете по развитию гражданского общества и правам человека рассказала его историю президенту России Владимиру Путину. Глава государства поручил разобраться в вопросе.

— Надо посмотреть за тем, что в этой сфере происходит, и внимательно анализировать, где ужесточение наказания ведет к снижению преступности, а где оно является запредельным и не выполняет свои функции. Надо проанализировать внимательно со специалистами. Но если вы считаете, что это требует внимания со стороны государства, мы так и сделаем. Искусственный интеллект — сложная тема, сфера больших данных, она очень эффективно работает во многих областях. Если есть какие-то сбои, надо их проанализировать и сделать выводы соответствующие, — заявил Владимир Путин.

В этот момент Александра будто поцеловала Фортуна. Спустя уже пару дней — его отпустили из СИЗО. Ученый наконец приехал в Борок, где его встретили со слезами радости и объятиями.

— Конечно же, была радость возвращения, встречи с детьми, коллегами. Дети ничего не говорили, просто обнялись, плакали. Для меня было понятно, что оно по идее должно закончиться хорошо. Я думаю, что если бы не средства массовой информации, жена, сестра, коллеги, впоследствии Ева Меркачева, Валентина Владимировна Терешкова и Владимир Владимирович, все могло быть иначе. Я очень рад, что у нас есть в стране такой Совет по правам человека, который помогает людям в таких ситуациях и неравнодушные правозащитники, — с благодарностью в голосе произнес Александр.

Несмотря на освобождение из-под ареста, вести привычную жизнь не удавалось. Одной из причин стало то, что Александр не мог выйти на работу. К свободе, хоть на тот момент и не полной, ученому пришлось заново привыкать. Спокойствие пришло лишь 29 февраля 2024 года, когда с отца троих детей полностью сняли обвинения и прекратили преследование в его отношении.

— Фактически я где-то около месяца еще ходил и оглядывался. Меня отпустили с запретом определенных действий, по сути, ограничения. Я не мог пользоваться телефоном, я не мог общаться со свидетелями по делу. Все равно постоянно над тобой висит нечто, что тебя ограничивает. Я однажды поехал в Ярославль по медицинским делам. Договаривались через жену с другом встретиться. Я хожу и оглядываюсь: не снимает ли меня кто. То есть ощущения полной свободы не было. Только 29 февраля, в этот прекрасный день, с меня сняли обвинения.

Несмотря на возвращение домой, мечты о семейной поездке на море остались лишь на страницах тюремной переписки. Пока Александр находился в СИЗО, у него сильно обострились проблемы со здоровьем, отразилось на сердце. Сейчас он занимается лечением и восстановлением. А в институте накопилось много работы.

— Там было особо нечего есть. Похудел сильно. Может, конечно, не с этим связано. Может, старые какие-то хронические заболевания, естественно. В результате стресса. Можно, конечно, бросить всё, махнуть рукой и поехать вместе. Но опять же. Я не могу выделить время на написание диссертации. Работы накопилось огромное количество. У нас же каждый год какие-то экспедиционные исследования. И не всегда получается, что ты успеваешь все сделать. Мало того что ты собрал пробы, их надо еще и обработать. И обработать надо в соответствии с мировым знанием. Чего очень не хватало в СИЗО. Ты ощущаешь себя как улитка в домике. Сидишь там и никуда не выходишь. То, что по телевизору показывают, — сами понимаете, какие передачи люди смотрят. Были у меня некие разговоры, особенно с молодежью. Говорил им: «Что вы смотрите фигню всякую? Посмотрите познавательные передачи. Канал путешествий. Люди путешествуют, не остаются в своем мирке. Исследуйте что-то новое, изучайте. Книжки читайте, в конце концов», — Александр покачал головой.

Семья гидролога не намерена просто стереть из памяти эту историю. Марина и Александр планируют добиться моральной компенсации за несправедливые обвинения в его адрес и арест. Сейчас они собирают документы, чтобы обратиться в суд. Но Александру не так важны деньги, как потерянные 10 месяцев жизни. Следователи, по его словам, за случившееся не извинялись. Будто ничего и не произошло.

— Фактически извинений не было, это их работа. Ссылаясь на кинофильмы, можно привести пример сцены из «Место встречи изменить нельзя», когда Юрского освобождали. И у них был диалог, что надо его срочно освободить, что человека нельзя держать невинного и надо извиниться. И Жеглов говорит, мол, да и ладно. И потом приходит начальник и извиняется. Но извинения ведь не вернули бы этот год и здоровье. Хочется надеяться на какую-то справедливость, потому что так не должно остаться. Бог с ней, с компенсацией. Но в плане следствия, я считаю, что кто-то должен ответить. Закрывать дела ради галочки, ради денежной премии ломать судьбу человека? — глаза Александра блеснули. — Я считаю, что это в корне неверно. Эти 10 месяцев жизни вычеркнуты. Там, конечно, появились другие моменты. Дети очень сильно повзрослели. Это и по фотографиям видно и в письмах.

История, едва не разрушившая жизнь Александра, началась из-за камеры распознавания лиц. Искусственный интеллект чуть не лишил Александра свободы и не запятнал его имя. Но ученый уверен — в этой ситуации виноват вовсе не прогресс, а живые люди, которые вершили его судьбу, опираясь на искусственный интеллект:

— Ну, я не знаю насчет искусственного интеллекта, целиком ли это благодаря ему оказался я там. Я думаю, что нет. То есть, искусственный интеллект — это искусственный интеллект, как бы, но законы робототехники никто не отменял. То есть Айзек Азимов, в свое время сформулировавший их, всё-таки был отчасти прав. И человек должен контролировать весь этот процесс.

— Конечно, да, от развития техники, от развития этого искусственного интеллекта человеку никуда не деться, это понятное дело. Люди любыми способами облегчают себе жизнь, тем не менее надо как-то разумно к этому относиться, надо понимать, что ты делаешь-то, что ты творишь-то. Не стоит полагаться целиком на искусственный интеллект, все-таки надо его контролировать. Это страшное дело — развитие искусственного интеллекта до таких пределов, что он лишает человека жизни, свободы. Это неправильно. За то недолгое время, что я могу читать электронные средства массовой информации, там много интересного и познавательного. Оказывается, что искусственный интеллект ругается с людьми, этот GPT-чат открытым текстом говорит: «Люди мои рабы». Так что надо быть осторожнее в этом деле, — предостерег гидролог. — У нас полстраны может попасть под опознание фоторобота, отличительная черта которого наличие больших очков. И что?

После возвращения домой Александр ни разу не встречал людей, которые верили бы в его виновность.

— Среди моего окружения таких людей нет. У нас поселок небольшой, как я называю: деревня академиков. У нас два института академических. Все друг друга знают. Когда ты живешь в поселке с середины 90-х годов про тебя знают то, что не знаешь ты сам на самом деле. Получается так, что ты постоянно на глазах у людей. Ты в магазин не можешь пойти, чтобы люди не знали об этом, — объяснил Александр. — Все были рады тому, как все закончилось.

Слова Александра подтвердил руководитель научного центра, где он работает. Александр Крылов признался, что журналистов не очень любит, но о своем подчиненном отзывается с теплотой и охотно. Говорит: Цветкова помнит еще школьником, хоть сам руководит институтом лишь с 2018 года.

— Он пришел сюда в 1996 году, приезжать начал еще раньше, пока был студентом. Вся его жизнь прошла у нас на глазах. Он из той очень редкой категории людей, которые по-настоящему живут не ради себя, а ради дела, своих коллег, друзей. У нас есть спектр людей от докторов, профессоров, до водителей и работников флота, и он всем всегда придет на помощь, — директор института покачал головой. — Было понятно с самого начала, что это какое-то недоразумение. Было ощущение того, что пройдет день-два и во всем разберутся. Это потом наступил шок, когда это все стало продолжаться.

Последние 10 лет Александр Цветков занимается изучением гидрологии — исследует все характеристики разных водных объектов. Его отправляют отбирать пробы в озерах, реках, водохранилищах. Когда ученый оказался в СИЗО — работа института частично встала. Александр освоил программы, с которыми могут работать не все, а потому заменить его оказалось просто не кем.

— Начиная от температуры, кислорода, отбора проб на химию, распределения водных масс и так далее и так далее. То есть этим вот всем он занимается. У нас провисла часть обобщающих работ. Какие-то первичные материалы сохранились на компьютере. И без хозяина там разобраться очень тяжело. Тем более, он работает с программами и приборами, с которыми работает не каждый. Там специализированные программы. И, конечно, у нас часть каких-то обобщающих моментов по Вьетнаму, водохранилищу, просто завяла до его возвращения. Сейчас, я надеюсь, это все быстренько исправится. Понятно, что были летние экспедиции, пришлось осваивать ту приборную базу, которой владел он, но тот материал, который был уже собран, естественно, завис до его возвращения, — объяснил Александр Крылов.

Коллеги не сидели на месте — вместе с женой Александра Мариной делали все возможное, чтобы вернуть гидролога домой. Каждый переживал горе вместе с семьей человека, который был для всех незаменимой палочкой-выручалочкой.

— Мы подписывали все письма, обращения. Это безусловно. Причем это внимание не изменялось. Знаете, как у нас бывает: у нас новость есть, она кипит пару недель, а потом потухает. Здесь все было по-другому.

— Понятно, что семья ощущала эту нехватку сильнее, чем мы. Но для нас это желание помочь не ослаблялось. Эмоционально это было достаточно тяжело и непонятно. Есть люди, которые в это время ночевали с ним в одной палатке и ехали в одной машине. Я ни от кого не слышал доли сомнений в невиновности Александра. В большей степени был какой-то ужас от происходящего, но вера в то, что все закончится хорошо, была у всех. Каких-то сомнений в этом не было, — Александр оперся локтями о деревянный стол и поднял вверх серьезный взгляд. — Жили только этой верой. Для нас-то это было долго, для него наверняка каждая минута — это что-то невообразимое.

Случившееся с Александром повергло в шок и коллег Александра, и других жителей Борка. Но его возвращение дало им надежду на то, что у подобных историй должен быть счастливый финал.

— Страшно представить, что было бы, если бы не сохранились документы, подтверждающие его невиновность. Или если бы человек в это время не работал в институте, а в какой-то организации, которая, например, развалилась бы к тому времени, — Александр положил ладонь на стол. — Тогда механизмов доказательств невиновности просто не было бы. А механизм обвинений при этом существует. Поэтому, наверное, конечно, сохранилось какое-то ощущение незащищенности любого человека. Но, слава богу, не поменялось мировоззрение в отношении того, что справедливость восторжествует рано или поздно.

По словам правозащитницы Евы Меркачевой, установить точное количество людей, столкнувшихся с уголовными преследованиями по преступлениям, которых не совершали, — сложно. Не все истории доходят до правозащитников и освещаются в СМИ.

— В случае с Александром Цветковым было абсолютно очевидно, что у него стопроцентное алиби, он человек с кристально чистой биографией и сам кристально честный. Уникально было другое — что следствие в него вцепилось. И удивительно было, что следствие не хотело принимать никаких аргументов. Я напомню, в те дни, когда в Москве происходили убийства, Цветков вместе с другими учеными был в сотнях километров от этого места в экспедициях. У них взяли показания, были предоставлены документы, которые это подтверждали. Это документация, связанная с выдачей приборов и так далее. Ведь в экспедицию просто так не едут, там оформляют кучу бумаг и приказов. Плюс он не мог одновременно бомжевать в районе площади трех вокзалов и ходить в институт, организовывать конференции, выступать и заниматься серьезными научными работами. Это выглядело как бред. Поэтому это дело уникально именно по бредовости, тут да, — рассказала Ева Меркачева.

По мнению правозащитницы, подобные ситуации возникают из-за негласно действующей в силовых структурах так называемой «палочной системы», когда работу правоохранителя оценивают по статистике раскрытых преступлений. Одна «палка» — одно дело, доведенное до суда.

— Нужно улучшить качество работы следователей. Сейчас у них есть палочная система. Надо сделать так, чтобы если следователь разобрался и пришел к выводу, что человек невиновен, чтобы следователя за это не ругали и уж тем более не наказывали, — считает Ева Меркачева. — Чтобы это считалось хорошей и нормальной работой, а не проколом в его деятельности. Сейчас считается большим браком, если следователь человека задержал, дело завел, а в процессе выяснил, что он невиновен. Поэтому следователю выгодно довести дело до конца и хоть каким-то образом впихнуть его в суд.