Экскурсовод превратила дом в русскую избу и начала разводить тутового шелкопряда

Многодетная мама и экскурсовод из Волгограда Вера Еременко вместе с мужем мечтали построить частный дом в живописном месте, с бассейном, зелеными дорожками и большим садом. Однако всё изменилось, когда они увидели старенький домик в маленьком хуторе Закутском, который хранил в себе много тайн. Вместе с покупкой заброшенного дома, который со временем превратился в настоящую русскую избу, пришла идея заняться разведением тутового шелкопряда.

Наши коллеги из V1.RU отправились в небольшой хутор Закутский Среднеахтубинского района Волгоградской области, чтобы своими глазами посмотреть, как создается настоящий шелк из яиц бабочек шелкопряда, и узнали, зачем Вера Еременко продолжает заниматься делом, которое практически не приносит дохода.

Хутор Закутский находится всего в 20 минутах езды от центра Волгограда. Именно здесь расположился старенький, с виду потрепанный и заброшенный домик, куда почему-то приезжают туристы. Но стоит зайти внутрь дома — как перед тобой открывается совершенно другой мир с запахом старины.

На входе в дом гостей встречает русская печка. В уголочке стоит заправленная по всем канонам крестьянства кровать, напротив — ткацкий станок и прялка. Около стен стоят деревянные скамьи, а на них — лапти, кадки, бочки и другие предметы быта крестьян. На столе красуются самовар с баранками и деревянной посудой. А на полу лежат самодельные половички из остатков старой ненужной одежды. И конечно, в избе есть бабий угол, откуда раньше выводили невест. И всё это Вера Еременко воссоздала своими руками. И руками мужа тоже.

— Осенью прошлого года мы купили участок, на котором хотели строить дом. Здесь всё было заросшее, заброшенное. Стояла старая постройка. Тогда мы еще не думали, что из этого получится музейное пространство, — вспоминает Вера. — Мы хозяевам дали время, чтобы они потихоньку вывозили вещи. Люди старенькие, и за месяц они не управились, вывезли, что смогли. Я зашла в дом, а здесь всё было забито тряпками, вещами, рамами оконными, мебелью, сундуками, телевизорами — всем, что они копили годами. И здесь перед нами открылся настоящий Клондайк.

Как вспоминает Вера Еременко, то, что показалось на первый взгляд хламом, оказалось словно наполненной бриллиантами шкатулкой. Без всего этого «старья» сегодняшнюю русскую избу представить невозможно.

— Как бы мы ни очищали и ни отмывали дом, «старый» запах здесь стоит до сих пор. Но люди, наоборот, говорят, что это напоминает им далекое детство, когда они ночевали в деревне у бабушек и дедушек, — говорит Вера. — Со стен мы сняли толстый слой советской краски, которую невозможно было отодрать. Сколько денег потратили, времени, нервов. Нашли в сараях старые оконные рамы, валенки, сапоги, лавки, скамьи, рыболовные снасти, сундук, зеркало, ведра, табуретки, лампы керосиновые. Многое нам подарили, например половичок.

Первыми гостями русской избушки Веры Еременко стали одноклассники ее дочери, которые с восторгом ткали на станке, пытались приготовить сыр, попробовали козье молоко и примерили на себя крестьянскую одежду. Тогда женщина поняла, что к ним действительно могут приезжать туристы.

— Мы приглашаем людей познакомиться с крестьянским бытом. У нас в городе много рассказывается о войне, о Сталинградской битве и даже о казачестве, но почти ничего не говорят о купцах и крестьянах. А ведь мы все выходцы из крестьян, просто можем не знать этого, — говорит Вера. — Детям очень интересно. Они сначала приходят, делают фотографии, а потом телефон им уже и не нужен. Они начинают примерять костюмы, залазить на печку, гладят одежду, ткут на станке, заправляют кровать правильно, как крестьяне. Взрослые здесь вообще растворяются. Начинают рассказывать о своих бабушках и дедушках, как их детство проходило. Люди говорят, что не хотят отсюда уходить, потому что дух здесь добрый.

Во дворе, в небольшом загоне пасутся альпийские козы, которые не только развлекают детвору, но и отчасти кормят своих хозяев. По словам Веры, местные и городские жители охотно покупают козье молоко и сыр.

— Альпийская порода коз. Молоко не пахнет козьим. Французы специально выводили их для сыров. Молоко как будто пахнет мороженым. Одна козочка обошлась примерно в 15 тысяч, — рассказывает Вера. — Зоя артистичная и обидчивая, Фрося везде пролезет, капризная, Зинка самая старшая. Первая идет доиться и кормиться, вперед нее никто не пройдет. Они вообще неприхотливые. Очень любят траву и ветки. Доит муж. Но вот сегодня он занят, и придется мне. А я не знаю, получится у меня или нет. Они мужчин лучше воспринимают, чем женщин. Вот, видите, ваш фотограф ходит, и как они за ним присматривают, а на нас вообще внимания не обращают.

Как рассказывает Вера Еременко, вместе с покупкой русской избушки пришла идея заняться разведением тутового шелкопряда, которым очень давно занимались крестьяне в наших краях.

— Я немного увлекаюсь шитьем, и мне стало интересно, почему в нашей стране нет качественных тканей. Раньше ведь обеспечивали страну не только хлопком и льном, но и шелком. Стала глубже копать, узнала, что до войны и даже после нее люди занимались в наших краях разведением тутового шелкопряда. И мне захотелось провести эксперимент: а сейчас можно в наших условиях делать шелк? — говорит Вера. — В прошлом году я выписала грены, вырастила гусениц, а потом из них получились коконы. Я их запарила кипятком и размотала ниточку. Получилось! Решила соединить избу, крестьян и шелкопрядов воедино. Ко мне стали приходить люди здешние и говорить, что в хуторе люди занимались шелководством до 1958 года. Потом вышло постановление, якобы эта отрасль была нерентабельна, и поэтому решили закрыть ее. Но после Гражданской войны у нас были колхозы, совхозы, которые занимали лидирующие места по качеству шелковой нити.

Основное производство тутового шелкопряда у семьи Еременко находится в Средней Ахтубе, а здесь, в хуторе, в небольшом помещении можно наглядно посмотреть, как из жирных гусениц получается прочная шелковая нить.

— Я выписала грены, или яйца бабочки. Эти яйца лежат год. Потом начинается развитие личинки и вылупляются маленькие червячки. Они начинают развиваться, их надо хорошо кормить, потому что они очень прожорливые. А едят они только листья тутовника, — рассказывает Вера. — За месяц они вырастают до гусениц и начинают искать место, где окуклиться. Получаются коконы. Внутри коконов сейчас — червячок. Когда он заканчивает плести кокон, то превращается в куколку. На 11-й день из куколки появляется бабочка, которая откладывает яйца и умирает. Грены выведутся с условием, если я их буду содержать при +10 градусах, в сухом прохладном подвале. Длина кокона — полторы тысячи метров. Это полтора километра. Представляете? Интересно, но сложно. Гусеницы прихотливые, капризные. Если они заболеют, то вылечить их практически нельзя. Повышенная влажность или сухость погубит их.

По словам Веры, пока занятие шелкопрядом и сельским хозяйством практически не приносит дохода. Продавать получается только коконы, которые девушки используют в уходе за лицом, овощи и козье молоко с сыром.

— Нити кокона используются в косметологии, медицине, в изготовлении парашютов. Применение широкое, только почему-то никто не обращает на это внимание. Почему? — удивляется Вера. — Пока это удовольствие дорого нам обходится. У нас же мало кто знает, что такое тутовый шелкопряд вообще. Я обращалась к нескольким предприятиям, которые изготавливают медицинские препараты. Они закупают материалы из-за границы. И когда они услышали, что я занимаюсь созданием шелка, ответили: «Что? Местное производство? Нет, нам такое не надо». Пока поддержки ниоткуда нет. Было пару моментов, когда было очень сложно, и я думала: зачем мне это надо? Ведь денег не хватало даже на элементарные нужды. Может быть, найдется какой меценат, который захочет нам помочь? Думаю, что для школьников это будет востребовано, если комитет образования заинтересуется. Оторваться от городской суеты будет полезно и детям, и взрослым тоже. Были предложения сдавать дом посуточно. Но нет, не хочу. Не могу избу кому-то отдать, даже на время. Не хочу превращать её в гостиницу.